– Он в корале, сеньорита. Объезжает лошадей. Хотите туда попасть? Можно на джипе, этот кораль недалеко. Пойдемте, я помогу выгнать джип и покажу, как доехать.
Вскоре Морин уже тряслась в боевом джипе по бывшей проезжей дороге. Водила она уверенно, а училась этому в свое время на песчаных дюнах, где ездить потруднее, так что качество дороги ее не только не смущало, но даже не мешало размышлять.
Две светлых на пути одного… Две светлых…
Выброси эту чушь из головы, Морин О’Лири! Ты не на его пути. Ты так, временный работник. Ты уедешь отсюда, через пару месяцев вернешься в Лондон, а потом постепенно забудешь о Джоне Карлайле.
Или не забудешь.
Что ж, для него даже лучше быть с Тюрой. Командовать собой он не позволит, это ясно. Любви между ними нет. На невинную девушку Тюра тоже не тянет, так что, даже если Джон Карлайл боится и верит в собственное проклятие, брак с Тюрой ему ничем не грозит.
А ты веришь? Веришь в эти лесные сказки о Великом Ягуаре? Все сказки мира замешены на любви и крови, ничего особенного. Заколдованных принцев не осталось, только и всего.
А если предположить, что доля истины во всех этих сказках есть? Что случилось бы с Джоном Карлайлом, полюби он всей душой невинную девушку? Что, в первую брачную ночь он превратится в ягуара и растерзает молодую жену? Чушь! Перегрелась ты, рыжая, вот что. Англичане привыкли к другому климату, потому и сказки у них не такие страшные.
Дорога неожиданно кончилась, и Морин осторожно затормозила.
Кораль – это очень большой загон для лошадей. К нему пристроены конюшни, стойла, помещения для ранчеро, а внутри него есть специальная площадка, засыпанная песком и огороженная особо. Здесь объезжают диких лошадей.
Именно этим в данный момент и занимался Джон Карлайл. Морин восхищенно и с замиранием сердца следила за тем, как он спокойно и уверенно ломает сопротивление серой в яблоках кобылы, дико ржущей, яростно косящей выпуклым глазом и роняющей на песок хлопья пены. Джон держался в седле словно влитой, несмотря на дикие прыжки и кульбиты, которые выделывала серая. Наконец ее движения стали мягче, потом еще мягче – и вот укрощенная серая с невинным видом затрусила по кругу, вполне покорная своему властному наезднику. Морин в полном восторге повисла на ограде, не сводя глаз с красавца ранчеро.
Джон перекинул ногу через голову серой, бросил поводья подбежавшему Эдди и мягко спрыгнул на песок. Как ягуар, тихонько шепнул странный, чужой голос в голове Морин…
Как он хорош! Следующая мысль Морин слегка смутила ее саму. Как было бы здорово оказаться с Джоном Карлайлом в одной постели! Такой наездник…
Она почувствовала, как горят щеки, но в этот момент Джон подошел к ней и насмешливо поклонился, слегка коснувшись пальцами пыльных полей шляпы.
– Какая неожиданная радость! Или радостная неожиданность. Почему у тебя так блестят глаза, мисс О’Лири?
– Я любовалась лошадью. И наездником тоже, честно говоря. Она сегодня впервые была под седлом?
– Формально – нет, но по-настоящему – да. Эта бестия сбросила до меня пятерых.
– Ты – мастер?
– Вы правы, леди. Мастер, ни отнять ни прибавить. Я объезжаю лошадей с двенадцати лет. Впрочем, до отца мне далеко. Он знал лошадиное слово.
– Опять колдовство?
– Если и да, то не местное, а интернациональное. В любой стране мира, где есть лошади, найдется хоть один конюх, который знает особый секрет обращения с этими животными. Такому человеку необязательно подчинять коня, он умеет договариваться.
– Кончита говорила, Ричард Карлайл разворачивал табун движением бровей.
– Недалеко от истины. Во всяком случае, отец всегда разговаривал с ними, как с людьми. А они его слушали. С тех пор я не верю, что лошади глупые.
– Кто об этом говорит?
– Все ученые. И умники из городских. Доказано опытами. Размеры мозга, реакции и прочее. Чушь собачья. Смотри!
Джон повернул голову и странно, заливисто свистнул. Через несколько секунд из стойла вылетел вороной конь дивной красоты, вскинулся на дыбы, заржал и поскакал к хозяину. Возле Джона остановился и положил изящную голову ему на плечо. Человек и конь явно любили друг друга, никакой дрессурой тут и не пахло.
– Шайтан, поцелуй даме плечико. Это Морин, она ведьма.
В следующий момент бархатные губы коня мягко коснулись плеча девушки, и она благоговейно погладила изящную горбоносую голову красавца.
– Чудо! Я тебе завидую. Сама я ничего не понимаю в лошадях, кроме одного: они красивые.
– Этого вполне достаточно. Значит, ты их уважаешь. Значит, никогда не ударишь и не оскорбишь. Значит, они будут тебя слушаться. А это, наконец, значит, что ты очень быстро будешь в них разбираться.
Морин задумчиво протянула, поглаживая Шайтана:
– Неужели даже в наше время требуется объезжать все новых и новых диких лошадей? Я думала, ранчеро – устаревшая профессия.
– Не-ет, моя дорогая. Ни в ранчеро, ни в ковбоях надобность не отпадет еще очень долго. Вот, скажем, здешние места. Ты же сама видела, какие здесь дороги. А лошадь пройдет там, где застрянет вездеход и не справится пеший человек. Врачи, полицейские, спасатели, геологи – всем нужны лошади. Наших лошадей покупают даже англичане. Разумеется, после того, как мы их объездим.
– Ага, значит, вы выполните самую опасную часть работы, а потом английский лорд будет хвастаться перед барышнями своим умением держаться в седле?
– Моя дорогая ирландка, в тебе слишком развито чувство классовой нетерпимости. Надо быть добрее.